Маленькая победоносная

Если отвлечься от разного рода идеологических пристрастий, то ситуация с Крымом в начале этого года в какой-то мере очень и очень напоминает события, предшествующие русско-японской войне. Кстати, Игорь Стрелков, как историк по образованию, тоже проводил эту аналогию в одном из последних интервью.

Россия, вступившая в конце 19 века в программу строительство еврокапитализма в абсолютно неготовой для этого стране (ни по традициям, ни по уровню развития экономики, общества, политических институтов) очень быстро пришла к системному кризису. Рост напряженности ощущался во всех слоях, социальных группах и стратах общества. Экономический рост сопровождался структурными перекосами, страна все больше приобретала черты полуколонии, вынужденной в убыток и ущерб себе встраиваться в сложившуюся систему разделения труда на самых нижних этажах производственной кооперации. Внутренний рынок был исключительно малотоварным, на экспорт шел ограниченный ассортимент продукции — зачастую либо сырье, либо продукция низкого передела. Россия на тот момент была мировым поставщиком зерна, при этом ее собственное население находилось постоянно на грани голода, так как именно зерно было чуть ли не основным источником валютных поступлений.

Весьма подробно ситуацию на хлебном рынке разбирал выдающийся российский и советский экономист Николай Кондратьев в своей книге «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». Еще один исследователь зернового рынка Т.Н. Китанина в своей книге «Война, хлеб, революция (продовольственный вопрос в России 1914-октябрь 1917) указывала на парадокс — во время войны за счет сокращения экспорта в стране удалось создать серьезные запасы зерна, и к моменту государственного переворота в феврале 17 года излишек за вычетом союзных поставок и потребления все равно составлял 197 млн пудов (что, кстати, показывает - «хлебные бунты» в Петрограде были инспирированы заговорщиками)

За 15 предвоенных лет иностранные инвестиции составили 4,225 млрд рублей, из которых 2 млрд. составили прямые займы. Примерно за этот же период из России было вывезено более 3 млрд. рублей прибыли иностранных компаний. Диспропорции в экономике носили системный характер – главенствовал торговый капитал, в индустрии первенство развития держала легкая промышленность. Фактически Россия стремительно превращалась в колониальную Индию – единственным отличием было отсутствие колониальных английских войск.

Однако это уже конец Российской империи. Начало этого конца было положено полутора десятилетиями ранее, когда системный кризис возник и начал углубляться. Именно тогда, а точнее, в 1904 году министр внутренних дел Плеве произнес фразу, ставшую крылатой — как теперь говорят, мемом. «Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война», - было сказано им по вполне узкому профессиональному вопросу с точки зрения именно министра внутренних дел, однако на деле Плеве указал решение гораздо более широкого спектра вопросов. Чтобы законсервировать ситуацию, не решая ее в целом, маленькая, но обязательно победоносная война является наиболее логичным и наименее затратным решением.

Проблема в том, что маленькая победоносная война не является механизмом разрешения кризиса — она его консервирует. Разрешить кризис может прямо противоположная ситуация — большое и серьезное поражение. Фридрих Энгельс во введении к брошюре Сигизмунда Боркхейма «На память ура-патриотам 1806-1807 годов» несколько замысловато, но вполне определенно заявил, что для решения проблем Германии маленькой войны уже недостаточно. «Для Пруссии-Германии, - пишет он - уже невозможна никакая иная война, кроме всемирной». «И это была бы всемирная война невиданного раньше размера, невиданной силы. От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной,— сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости,— крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны; абсолютная невозможность предусмотреть, как это все кончится и кто выйдет победителем из борьбы; только один результат абсолютно несомненен: всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса.»

Оставив за скобками тяжеловесный язык 19 века, можно сказать, что Энгельс говорит о том, что системный кризис, в котором пребывает Германия, возможно разрешить только через поражение и слом всей существующей государственной системы, уход со сцены старой элиты и выход на нее новой, способной переосмыслить прежний опыт и разрешить возникшие противоречия с чистого листа.

Собственно, именно это и произошло в России и Германии после поражения в Первой мировой войне — катастрофа привела к необходимости упрощения управления, и через кризис на обломках старых обществ создала новые, лишенные старых противоречий.

История, как и любая эволюция, действует методом перебора вариантов — далеко не всегда все они оказываются удачными. Германский вариант оказался неудачным, и Германии пришлось пережить еще одно катастрофическое поражение. Советская Россия, став впоследствии Советским Союзом, также не смогла найти выход из противоречий, которые возникли в 60-70 годы, после чего последовала попытка законсервировать ситуацию в маленькой и победоносной войне в Афганистане, и когда этого не получилось, произошел крах всей системы, завершившийся поражением, сносом прежней элиты и катастрофой. У нас был в начале 90 годов шанс извлечь из этого поражения пользу — но не удалось, и мы вновь вернулись на ту же историческую спираль, что и в начале 20 века. Наш сегодняшний кризис уже неразрешим, и к сожалению, остается лишь два пути — либо череда маленьких победоносных войн, консервация сложившихся противоречий и последующий большой внутренний взрыв, либо поражение в большой войне, которое вновь даст нам возможность на новый этап развития.

Третий путь — непрямой — предполагает «работу над ошибками» и революцию сверху, однако страна все равно должна пройти через тот же этап катастрофы, правда, уже внутренней и управляемой: снос сегодняшней элиты, введение внутренней диктатуры, мобилизационную экономику и кризисное управление во всех областях жизни. Положа руку на сердце, этот путь на сегодня достижим лишь в очень смелых мечтах. Для него нет ни ресурсного источника, ни движущих сил.

В этом смысле присоединение Крыма стало попыткой законсервировать сложившуюся систему противоречий и никоим образом не разрешать существующий системный кризис. По сути, российское руководство отнеслось довольно поверхностно и наплевательски к потенциальному противнику - Украине - точно так же, как в 1904 году весьма поверхностно царское руководство отнеслось к Японии, полагая ее слабым и не заслуживающим внимания противником. Только в ходе войны было установлено, что российская неготовность к серьезной войне (а любую войну, даже локальную и небольшую нужно вести без дураков и всерьез) не позволяет привести русско-японскую войну к быстрой, бескровной и победоносной. К затяжной войне Россия оказалась неготовой полностью, что и стало причиной ее поражения. Кроме того, был совершенно не учтен внешний фактор, который и сыграл свою роль на заключительном этапе войны, которая сугубо с военной точки зрения была сведена вничью, однако давление мировых держав и в первую очередь Англии вынудило царское правительство по факту признать свое поражение.

В определенном смысле присоединение Крыма стало калькой с событий 1904-05 годов. Никакой быстрой и победоносной войны уже не предвидится, скорее наоборот — вопрос стоит более жестко — сумеет ли Россия вообще удержать за собой Крым, поддастся ли она на серьезнейшее внешнеполитическое давление и угрозу войны. Альтернативой является большая европейская война, в которой шанс победить у России на сегодня весьма и весьма невелик. Мы готовимся воевать в привычную нам индустриальную войну, однако готовы ли мы к войне нового типа — с восстаниями в тылу, массовыми демонстрациями в мегаполисах, угрозой террористической войны, разложения и предательства элиты, информационной войны на своей территории — в общем, вопрос, прямо скажем, открытый и неоднозначный. Ура-патриоты, равно как и караул-патриоты имеют на этот счет свое мнение, однако угроза поражения в такой войне выглядит весьма серьезной.

Поражение может привести к событиям, от которых нынешний режим власти бежит и пытается избежать — к полной смене управляющей элиты, вектора развития и, возможно, целостности государства как такового. Стоит признать, что попытка проведения «маленькой и победоносной» имеет под собой определенную логику, однако уже сейчас очевидно, что все первоначальные планы оказались опрокинутыми. Мы не готовы ни психологически, ни экономически, ни (возможно) в военной области к затяжному конфликту не только с Западом, но даже с первоначальным противником — Украиной. К которой продолжаем относиться довольно поверхностно и наплевательски. Шапкозакидательски, скажем так.

Есть ли некатастрофический выход из сложившейся ситуации? Наверное, да. Однако он уже не может быть простым и односложным. Наступление на Киев в ближайшее время и ликвидация нацистского государства на Украине позволит снять самый верхний слой проблем и, скорее всего, не приведет к большой европейской или мировой войне. Просто потому, что прямо сейчас ни Европа, ни США не готовы к ней. Прямо сейчас означает именно буквально "сейчас". Никто не знает, что произойдет к весне - все идет к тому, что перспектива войны все более овладевает умами в Европе и Америке, и если мы и далее будем вести страусиную политику, вполне можем столкнуться (как всегда, неожиданно) перед крайне плачевной перспективой. США и Европа решают аналогичную проблему "маленькой и победоносной" - у них самих ситуация аховая, и если они смогут законсервировать свою ситуацию ценой пары миллионов жизней украинцев и русских - наивно полагать, что идеи гуманизма вдруг овладеют западной элитой.

Тем не менее, практика, которую демонстрирует Россия в Новороссии, ставит под большое сомнение смысл подобного кризисного решения через наступление. Москва сегодня клонирует свою собственную сложившуюся систему противоречий на территории Новороссии, не пытаясь даже здесь, с чистого листа, строить систему, свободную от них. Собственно, и в Крыму была и пока остается почти нетронутой экспериментальная площадка для строительства анклавной территории, свободной от олигархов, взяточников, воров и прочих следствий той катастрофической внутренней политики, которая проводится последние четверть века.

Раз этого нет, то ликвидация нацистской Украины с распространением на нее порочной и кризисной практики строительства государства и экономики, которая уже привела нашу страну к кризису, лишь окончательно подкосит Россию и сделает ее беспомощной перед внешней экспансией. При этом совершенно неважно, в каком виде будет проведена эта экспансия — в виде государственного элитного переворота, террористической войны выпущенных на нашу территорию исламистских банд, перманентных волнений в мегаполисах, сепаратистских волнений в регионах, социальных взрывов на территориях или прямой военной агрессии извне. Неважно, потому что мы уже будем настолько ослаблены, что не сможем противостоять этим угрозам — по отдельности и тем более в комплексе.

На сегодня у нас есть вариант, как мы можем избежать большого поражения. Но только в том случае, если параллельно военным решениям на Украине запустим процесс разрешения противоречий внутри страны через искусственный внутренний кризис, который условно можно назвать «революцией сверху».

Для этого Россия должна принципиально иначе выстроить свою политику на территории Крыма и Новороссии. Сделать их свободными от метастаз олигархического капитализма, кооптировать в них представителей новой создаваемой элиты и использовать эти территории в качестве площадки для ее «обкатки» и приобретения управленческого опыта. Эти территории должны стать привлекательными не только для населения Украины, которое может сравнивать достижения Майдана с достижениями освобожденных от него территорий, но и для населения России, которое может поверить в возможность строительства нового и более справедливого общества.

При этом задачу ликвидации нацистского режима Киева никто не снимает — договариваться с нацистами не о чем и нельзя ни при каких обстоятельствах.


подробнее:
rt-russian
el-murid.livejournal








дефолт Украины вот-вот. Если бакс по 60 гривен? Валюту откуда брать?
Геополитики готовят нам Новогодний подарочек охренительных масштабов!
Спасаем сбережения!!! обменки BITCOIN-VISA-WebMoney
ukrcash.com
alfacashier
BITCOIN - это самая самая дорогая валюта в мире, курс обычно в пределах 1 BITCOIN=450-500$ (см. информер) и, по прогнозам аналитиков, к концу 2014 года биткоин может стоить до 1500$, так что это очень перспективный способ вложения и хранения своих денежных средств.
Если коротко, Биткоины - это цифровые деньги или новая форма интернет-валюты, которая позволяет любому пользователю Интернет осуществлять платежи любому другому пользователю, не используя никаких посредников, таких, например, как банки.






[